КРЕДИТ НАЛИЧНЫМИ В ВТБ С МИНИМАЛЬНОЙ ПРОЦЕНТНОЙ СТАВКОЙ ОТ 10,49%

alt

Философия в будуаре с Аразом Агаларовым

Ксения Собчак: Для вас не секрет, что многие люди в Москве, обсуждая, например, вашу семью, говорят: ну, это Восток. Говорят пренебрежительно, подчеркивая, что это абсолютно чуждая культура, отсталая и нецивилизованная. Сами понятия «кумовство», «родственные связи», имеют в нашем языке негативный характер. Как вы существуете в среде, враждебной вашим ценностям?

Араз Агаларов: Я когда-то листал психологические книжки вроде «Семья и брак», «Психология брака» и удивлялся их содержанию. Рациональный эгоизм: надо себя ставить выше всего, и в доказательство тысяча терминов.

Ксения Соколова: Индивидуализм – главное достижение цивилизации. Протестантский слоган – каждый за себя и за всех Господь. Но ведь работает!

Араз Агаларов: Все, кто изучают психологию, - это одинокие люди. У большинства не то что нет семьи, у них, как правило, нет друзей.

Ксения Соколова: Это стереотип.

Ксения Собчак: Как бы то ни было, на индивидуализме построен цивилизованный мир.

Араз Агаларов: Мое объяснение этому – потому что так жить удобно.

Ксения Соколова: Удобно в каком смысле?

Араз Агаларов: В прямом. Эгоисту жить удобнее.

Ксения Соколова: Удобно отвечать только за себя?

Араз Агаларов: Конечно.

Ксения Соколова: Зачем вы делаете так, как неудобно?

Араз Агаларов: Просто я знаю, что каждый день я должен звонить маме.

Ксения Соколова: Что вы ей говорите?

Араз Агаларов: «Как дела? Как настроение? Как давление?» Маме 94 года. Я каждый год насильно вытаскиваю ее из Баку в Москву, потому что это для нее стресс. И стресс мобилизует ее. Она говорит: нет, ты что, как я доеду? Как дойду до самолета? Я говорю: донесем, проведем. В 88 лет я ей сделал у Акчурина операцию. Мне все говорили: ты сумасшедший, ты убьешь свою мать. И вот мы сидим в палате. Акчурин видит, как я мучаюсь. Я должен принять решение: делать операцию или нет. Я по телефону советовался с лучшими кардиологами мира. Они говорят: женщине 88 лет, оставь ее в покое, не мучай. Сколько суждено, столько проживет. Восьмичасовая операция, наркоз. Такие ужасы рассказывали. Я говорю: что будем делать? Акчурин сказал фантастическую фразу. Надо быть гениальным человеком, чтобы такое сказать. «Я снимаю с тебя сыновний долг принятия решения. Решение принимаю я. Я делаю операцию не твоей маме, а своей. Операция завтра». Когда мы потом зашли к маме в реанимацию, Акчурин ее спросил: «Вы можете присесть?» А она, увидев меня, говорит: «Что значит присесть? Я сейчас встану». Когда она встала, Акчурин остолбенел. Как можно в 88 лет встать на ноги после тяжелой операции. Мама потом сказала, что очень боялась умереть, потому что я бы расстроился. Мой сын видел наши отношения с детства. Это передается из поколения в поколение. Поэтому мы и семья.

Ксения Собчак: Все, что вы говорите очень красиво и почти невероятно. Как вы сохраняете эти хрупкие вещи в столь враждебной среде?

Араз Агаларов: Эти отношения не надо демонстрировать публике. Это наши внутренние дела. Вы спросили, я рассказал.

Ксения Собчак: Но у вас это распространяется и на бизнес. Вы действительно живете неудобно. Как у Высоцкого: «Какой ни есть, но он родня». У вас, я смотрю, в ресторанах и менеджеры, и администраторы, - троюродный брат, двоюродная сестра, чья-то родственница, внучка-дочка…

Араз Агаларов: Есть такое. Это на грани допустимого. Если мы понимаем, что бизнес позволяет накопить какой то жирок, этот жирок отдается своим.

Ксения Собчак: А браки? Наше общество из каких-то абсурдных соображений осуждает брак по расчету. Хотя, по-моему, в таком браке гораздо больше смысла, чем в какой-то безответственной Lovestory…

Араз Агаларов: Вы моего сына Эмина имеете в виду?

Ксения Собчак: Конечно. Он очень разумно женат на дочери президента Азербайджана. По-моему, это прекрасный выбор родителей.Вы дружили с Алиевым?

Араз Агаларов: Мы были знакомы. Тогда Эмин впервые обратил внимание на Лейлу. А потом у нас с ним состоялся такой разговор. Эмин сказал, что влюбился, но боится ухаживать за Лейлой, потому что вдруг это будет воспринято неправильно. Восточная семья все-таки. Я сказал, что, по-моему, они вполне цивилизованные люди. Можно начать ухаживать.

Ксения Соколова: Вы сейчас делаете сенсационное заявление. Женитьба вашего сына на дочери президента Азербайджана воспринимается нашим светским обществом как идеальный восточный договорной брак.

Ксения Собчак: Красивый, богатый, талантливый мальчик, принцесса…

Араз Агаларов: Вы уже видели их отношения. Эти отношения искусственно создать невозможно. Они безумно любят друг друга!

Ксения Собчак: Я с Эмином дружу давно. Он меня всегда приглашал на свои концерты. И я человек очень наблюдательный. Я помню, первый концерт у него был в «Радиус – холле». И я наблюдала тогда за ним и Лейлой. Одним глазом журналистским я смотрела на сцену, а другим на Лейлу. Я была поражена ее взглядом, тем, как она вообще на него смотрит. Я видела, что она абсолютно влюблена. Она не отрывала взгляда от сцены. Все разговаривали, выпивали, а она сидела, не могла шелохнуться, настолько она вся была там. Всегда в отношениях кто-то любит больше, кто-то меньше. Мне казалось, она любит больше.

Араз Агаларов: Нет, там взаимно. Просто у Эмина мой характер. Мы никогда не умели ухаживать. Даже когда нам безумно кто-то нравился. Я не мог подойти, что-то сказать. Эммин, как папа, есть какой-то комплекс. Он, как и я, не любит публично демонстрировать свои чувства. Когда у них с Лейлой начался роман, он даже стеснялся, что она так бурно выражает свою любовь. У нас в семье это устроено более консервативно. У них в семье наоборот – «лапуля, мамочка, ты моя любовь» - более откровенно. Я думаю, это правильно – воспитывать детей в любви. У Эмина в этом плане был определенный недостаток. Все-таки школа, Швейцария, фактически полуконцлагерь, потом Америка – практически полное одиночество в отрыве от семьи, тут есть с нашей стороны пробелы. Он теплотой не был окружен. А Лейла – любимое дитя в полном смысле этого слова. Когда мы ее увозили, мне ее мама так доверительно говорит: «Араз, вы понимаете, что она в принципе никогда никуда не выходила вообще? Она ни с кем, кроме нас никогда не общалась. Абсолютно домашняя девочка».